Дневник пожилого Карлсона

Окончание, начало вот: http://boruch.livejournal.com/147448.html

Следующее пробуждение произошло часа через два с половиной. Звонили в дверь. Позвонят, подождут реакции, опять позвонят. Спросонья я подумал, что меня настигла кара за издевательства над телефонными продавцами. Они долго терпели, крепились, а сейчас собрались большой толпой с дрекольем и решили надрать мне задницу отныне и навеки. Поглядев не до конца открытым оком в прицел глазка, я даже слегка удивился, разглядев там старушку в очках и платке. Чего думаю, пришла благодарить за спасение от супостатов? Могла б и подождать, пока я сам отскребусь, а потом уж.

Крикнув: Секунду! пошел натягивать штаны. Даже очень благодарная бердичевская пенсионерка не так меня поймет, если я распахну перед ней дверь, облаченный в красные трусы до колен, расписанные рыбками и поплавками. Думаю, вид моей спальной майки тоже никого не восхитит до слез, но все ж без штанов, это крутовато. Натянув треники и глянув на часы, со вздохом пошел открывать.

В проеме двери стояла пожилая женщина в платке, кофте и цветастой юбке. И в огромных шелковых шароварах под. Она тут же разразилась руладой, в которой множество шипящих пересыпалось мягкими знаками. И что это означает?
Надо помнить, что я еще не совсем проснулся и в первую секунду мне помстилось, что я мгновенно забыл иврит. От потрясений и переживаний жизни, ага. Я слышал бывает такое.

Но чу, что это? Я смутно различил слова , "господин", "электричество", "на минуточку" и снова все сплелось в мелодии, напоминающей дует соловья и змеи.

Тут я ее припомнил.
Некоторое время назад в квартире под нами жила чета выходцев из Ирана, парсим по-нашему. Долго они были бездетны, потом обзавелись двумя чудными, черноглазыми и вихрастыми девочками-погодками и поменяли квартиру. А в этой поселили свою пожилую родственницу, вроде мать кого-то из них. А может и нет, кто их разберет, парсим.

Госпожа Мадждали, припомнил я ее фамилию, соседкой была недокучливой. Не заводила попсу на весь дом, не устраивала пьянок с вызовом полиции в три часа ночи, не просила занять денег и не бросала мусoр под окнами. Чудо, что за соседку оставили по себе супруги Мадждали, покинув наш дом и район.

Между прочим, был у меня с ними инцидент раз. Приходит ко мне сосед и говорит, что хотел бы перенести канализационную трубу в кухне, не буду ли я против? Нет, я не был против, так я ему и сказал и закрыл дверь. И думал, что закрыл дело.
Через пару недель является он опять и говорит, что все готово и он договорился с сантехником, он трубу перенесет, с тебя, господин Борух, полштуки шекелей.
Эээээ, не понял? Ну как же, он говорит, ты ж собираешься канализацией на кухне пользооваться? Собираюсь, говорю, но трубу-то ты переносишь у себя на кухне, твоя идея, мне она ничего не печет. Моя идея, не спорит сосед, тоже между прочим довольно смирный по жизни, но заплатить надо пополам, поскольку выше труба уже твоя.
Тут я понял, что анекдоты об экономности выходцев из Ирана, по-нашему парсим, несут в себе толику правды. Немалую толику правды даже.

Чтоб не отнимать время, скажу, что трубу мы все-таки потом перенесли, обошлось мне это в три сотни и, беря эти три сотни, он мне сказал раз двадцать, что исключительно из любви ко мне и желания сохранить добрососедство, он не подал на меня в суд. Ну ладно.

В-общем, сон улетучился, стоит передо мной госпожа Мадждали и хочет чего-то на минуточку, связанное с электричеством. Ну, пойдем, пойдем, говорю ей и делаю приглашающий жест рукой, поскольку на иврите бабуля ни здрасте ни до свидания. Совсем то есть. Как прямо из Бердичева приехала.

В щитке был непорядок. Предохранители упали, а поднятые не хотели так оставаться и снова падали, как подкошенные.
- Непорядок, - говорю я госпоже Маджадали, чтоб она была здорова, а то она сама не видит, что дела хреновые. Иллюстрирую качанием головой и поджиманием губ. Она с готовностью соглашaется и исполняет короткую арию на фарси.

Ладно, пойдем поглядим чего у нее там включено, вроде ничего. Так-так. Опять пытаюсь придать предохранителям боеготовный вид. Не, не хотят браво торчать вверх, сволочи, что ты будешь делать, не их день.
Она мне опять щебечет чего-то, невнятное мне, делая ничего не поясняющие жесты.

И этот танец с саблями продолжается минут десять. Такой у нас происходит диалог путешественника Миклухо-Маклая с папуасом, причем каждый уверен, что папуас это не он.

Хорошо, думаю и вслух произношу: Хорошо. Кивает. Говорю ей:
- Тут. Ждать. Я щас.
Подкрепляю жестом и двигаю в трениках и в майке своей ненаглядной прямым ходом на рынок, у нас рынок неподалеку. Должен же там хоть кто-то говорить на фарси и на иврите одновременно. Или хотя б на фарси и на русском. А то мы с госпожой Мадждали так до вечера друг друга не поймем. А электричеству вообще по фигу.

Останавливаюсь посреди рынка, он у нас не очень большой, и громко спрашиваю:
- Эй, кто-нибудь тут говорит на фарси? Надо человеку помочь, он иврита не знает.

Такая причина всегда вызывает сочувствие и желание содействовать. Откликается моя знакомая торговка зеленью из своей лавки. Говорит, что сейчас даст мне своего сына, в качестве переводчика. Зовет:
- Шломо, Шломо!
Явлется Шломо. Как есть с автоматом. Он у нее солдат, они в увольнение к мамам с автоматами ходят. Такой закон у нас. Наверное, чтоб мама видела, что они там делом заняты и вообще уже большие, автомат им дают.
- Пойди сынок с этим господином. Как тебя? С господином Борухом, ему надо помочь человеку на фарси.

Шломо кивает и топает за мной, со своим авотматом, по дороге я ему расказываю, какая незадача у меня с госпожой Мадждали, он кивает солидно.

Ну, отсюда дело у нас пошло. Шломо в два счета растолковал старушке, что у нее с электричеством непорядок, надо звать электрика. За деньги. Здесь госпожа Мадждали сделала попытку не понять фарси, но Шломо несколько раз ей строго повторил. А мне сказал:
- Ладно, иди, я сам позвоню электрику-парси, другой ей не подойдет.

Вернувшись домой, вспомнил, что госпожа Мадждали должна в общий счет за электричество, которым ведает моя жена (счтом, а не электричеством), вкинуть двадцатку за свет на лестнице и во дворе, но не стал уже возвращаться. И так уж попала старушенция на электрика, который бесплатно не придет и не уйдет, раз пришел. Электрик-парси. Двадцатка - небольшие деньги, потом как-нибудь. Не горит.

Такой случился случай. Верней даже два. Что характерно, оба связанные с коммуникативными проблемами. Не знаю, в чем и какая тут мораль, может мне напрасно показалось, что они между собой связаны.
Да нет, связаны. У нас тут все связано, страна потому что очень маленькая. А в маленькой стране надо помогать соседям, хотя б и посматривая, чтоб они тебя не развели на какой-то чудо-продукт международного значения.

Посматривать, чтоб не развели, но и помогать же. Без злобы. Кто ж нам, кроме нас поможет и кто ж нас, кроме нас захочет понять? Ну, а когда захочешь кого-нибудь понять, не проблема найти кого-нибудь, говорящего на его языке.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.
А, забыл, чего у нее выяснилось с электричеством-то. У нее на кухне стоит здоровенный такой чайник, не чайник, а прямо титан или водогрейная колонна, такого ж почти размера как на железнодорожных станциях в русской глубинке. И он постоянно подогревается. Жрет энергии, что тебе трактор. Он у нее предохранители и выбивал напрочь. Я его за чайник не признал с недосыпу. А то б выдернул его из розетки, да и пошел досыпать. Вечно у меня все кружными путями.

Я всегда в это время сплю. Дети в школе, жена на работе, а я дрыхну. Я ночью работаю, поэтому я где присяду там и дрыхну, а уж если на улице разверзаются хляби небесные, да сам я в кровати, да тихо кругом, то я дрыхну особенно свирепо. С шумом и присвистом.

Так и вчера. Детей проводил в их школы, перевернутое ими в процессе сборов перевернул в исходные позиции, на посуду в раковине махнул рукой, пусть у меня будет выходной от посуды, попил чаю и затеял дрыхнуть. Хорошо было, но недолго.

Изобретение старика Белла настойчиво и многократно звонило. Ну, точно какой-то продавец чего-то. Нет, не отвечу, пошли они все. Я с ним, с неизвестным мне, к его счастью продавцом, некоторое время боролся, делая вид, что не замечаю его звонков, может отстанет? Но нет, настойчивый попался и недоверчивый. Неубедительно я храпел в ответ на его звонки. А может и правда пионер какой попался, думающий, что самоскладывающийся пылесос со встроенным словарем и развивающей игрой для дефективных спасет человечество в целом и нашу маленькую страну в частности. Короче, устал я с ним пассивно бороться и все-таки поднял трубку, подумав и сквозь сон испугавшись, что вдруг с кем чего случилось, а я делаю вид, что я не здесь и не я это вовсе.
Ладно, думаю, в конце концов ты сам этого захотел, я пытался сделать тебя счастливей, но некоторые не ценят того, что у них уже есть.

- Алё, - говорю - Чем могу помочь в Вашем затруднении, раз уж вы нам позвонили?

Такая у меня формула для начала активной фазы борьбы с продавцами всего по телефону.
Они по простоте думают, что это они мне звонят с целью разрешить все мои возможные затруднения путем всучивания за бешеные деньги какой-нибудь хрени. Ага, не тут-то было, я уже перехватил инициативу и им теперь понадобится перегруппировка войск.

В трубке помолчали, очевидно задумавшись о собственных затруднениях (А у кого их нет? Точно не у человека, вынужденного кормиться анонимным вешанием лапши на уши соплеменников) и на пару секунд им там было не до моих бед. Даже побольше, с полминуты невидимый противник приходил в себя. Видимо, затруднений он имел в количестве, бывает.

- Ну? - продолжил я, - Так и будем молчать, или займемся делом? Давай начинай уже побыстрей, я занят вообще-то. (Я не как некоторые, я честно и много работаю и плачу бешеные налоги, а не высиживаю пособие и малую необлагаемую копеечку трепом по телефону). Давай, рассказывай скорей, чего там у тебя случилось.

Продавцы всего по телефону ребята привычные, что звонят они всем и всегда некстати, (ну, может их старушка-мама светится от счастья, не знаю точно) поэтому там обрадованно засопели, вспомнили кодовую фразу, которой их обучил ихний Главный Начальник на курсах Начинающих Всучивателей По Телефону, и начали, приободрившись:
- Мир! Я не займу долгое Ваше время, когда я представляю международную фирму ...(дальше было какое-то название, я их не дослушав забываю, пусть будет "Супер-тек"), чтоб рада сообщить Вам о появлении для твоей продажи ...(тут название товару, не имеет значение какого, я ж все равно не куплю, пусть будет "Супер-дил")способного изменить вашу жизнь от начал и до конца!!!

Ага, так я и дал тебе менять мою жизнь, засранец. Не говоря уж, что к началу ты малость опоздал.

Тут у меня лирическое отступление. Верно, призванное пояснить, вы уже догадались, мои постоянные читатели.

Кодовая фраза вбивается в головы Начинающих Всучивателей По Телефону на иврите, доступном как минимум студентам-филологам Университета Бар-Илан и призвана не представить фирму и чем она там торгует, а выяснить степень владения ивритом у слушателя этой любительской пародии на Песнь Песней. Естественно, курсисты им владеют, ну примерно как вы высокогорным диалектом языка майя, а предполагаемые жертвы должны по идее владеть еще хуже, иначе кирдык бизнесу с лохами. Клиент с надеждой, может отвяжутся, должен сокрушенно и запинаясь произнести пароль: не иврит, с просьбой... и тогда Начинающий Всучиватель перейдет на русский, которым тоже владеет в массе не блестяще, но все ж покруче языка Книги. Клиент испытает облегчение и непременно выслушает в благодарность, а некоторые сердобольные даже купят. Такая техника, напрячь пациента, потом дать расслабиться и тут его и окучат по полной.
Поэтому совершенства звучания на курсх не добиваются, главное общий звуковой поток. Который в исполнении среднего Начинающего Всучивателя звучит, как я описал. Главное тут же не заржать, вспомнив анекдот про двух чукчей, решивших потрепаться на малознакомом русском для упражнения извилин.

Допустим, что Борух не взял бы главного приза для знатоков языка его предков, но приглашение к диалогу на русском я всеж твердо отклоняю непроизнесением пароля. С гордостью должен сообщить, что я не ведусь на их стремление быть мне понятными. Я подозреваю в нем стремление самим не запутаться. Может, я и неправ.

Всучиватель еще не в ужасе, но начинает волноваться и чувствует смутное беспокойство.
- О, - продолжаю я, резко меняя тон - расскажите мне поподробней о Вашем предложении, поскольку волей случая я как раз ищу что-то подобное, по подходящей цене и с хорошими условиями оплаты, а в стране Израиля очень редко с устройствами такого качества и назначения. Да и приятно пообщаться с коллегой. Несмотря на круглосуточную занятость. Я очень тяжело работаю!

Ощущение подвоха у Всучивателя обретает определенность. Ему-то известно, что подобную хренотень продают еще примерно двести четырнадцать лохоуловителей только в нашем с ним небольшом городе, а специалистов в этой области не бывает в принципе, поскольку такая область знаний вообще отсутствует.
"Какая на хрен редкость, какой в жопу коллега?" думает он своей одной незасохшей извилиной, одновременно испытывая легкие муки совести, что избрал легкий путь обогащения и наконец находит, как ему сдается, способ повернуть в нужном направлении.

- Спрашивал я вопрос, какое имеете у вас образование?
"Есть!" ликую я и лениво переспрашиваю:
- Вам какое, израильское или за границей?
Ууууууу, тоскует продавец, уже жалея что связался и в отчаянии бросая последнии резерв:
- А сколько время ты в Стране?
"Тю," - думаю про себя, - "какие вы предказуемые, каззлы, хоть бы кто чего нового придумал", и отвечаю:
- Ах, как летит время. Восемнадцать лет. Если не считать тех десяти, что я провел в США. Ну давайте, рассказывайте, раз я уже все равно не сплю.

Теперь он уверен, что счетчик телефонных разговоров мотает его шекели бессмысленно, он знает, что ничего не продаст, но он же не знает, что я не запомнил названия его лохконторы и не позвоню туда пожаловаться, что агент бросил в меня трубкой. А что такого можно ожидать от разочарованного плохим обхождением израильтянина со стажем ему ого-го как известно, не раз его на курсах шугали таким поворотом, натаскивая ни в коем случае не грубить. Поэтому ему приходится терпеливо и безнадежно грузить мне весь репертуар полностью, на неудобном ему языке и за его собственный счет, который никому не выставишь.

Так за разговорами, мы мило проводим минут двадцать, я уточняю мелкие частности, рассказываю ему о своих проблемах с недвижимостью и на бирже, потом мне надоедает и мы расстаемся. Счастливые оба. Причем в его словах прощания я ясно слышу надежду более никогда не сталкиватья со всякими до хрена умными и сожаление, что за эти полчаса(ага, уже полчаса он меня веселит и сам за это платит) он бы уже накидал в ягдташ с десяток доверчивых пенсионерок из Бердичева.

Я, удовлетворенный беседой, (разве я не спас нескольких старушек?) рысцой отправляюсь обратно в супружескую койку, мой дневной приют, но заряд бодрости, полученный от общения с преспективным полиглотом и заодно представителем международной фирмы, не дает мне отрубиться, я берусь за книжку и постепенно успокаиваясь, изящной рыбкой сползаю в нежные глубины сна, где лазурная пена и тепло, тепло, тепло, я пускаю пузыри своими розовыми жабрами и лениво помаваю плавниками....

(продолжение следует)

Начало




Мы на пару минут задумываемся о людях, которых жизнь заносит невесть куда от их семьи и от их народа, и заставляет забывать традиции.
Мы еще некоторое время ведем такую неспешную беседу, в ходе которой выясняется, что не закончившая школу Мирьям твердо знает пять языков и пытается с соседями-эфиопами говорить на амхарском, побывала в куче мест в мире и знает о чем говорит, когда имеет в виду разрыв с традицией. Сама она разрывала с традицией дважды. Дважды! - твердо поясняет она, чтоб я не подумал, что это такое дело, которым можно пренебрегать сколько угодно и ничего это не значит.
Первый раз, когда во Франции вышла замуж за инженера-корсиканца и переехала с ним на Корсику.
Там среди соседей-итальянцев она выучила итальянский, а по-французски она говорила с детства. Ее муж не был ревностным католиком, но в их жизни не стало места ее иудейству. Не знаю, что там было в подробностях, но ее муж, когда началась война, вместе со многими корсиканцами поддержал Муссолини и Мирьям вернулась в Касабланку, к своим родителям, братьям и сестрам.
Время шло, война отгремела почти не тронув семью Мирьям, разве что французская текстильная фирма, где работали отец и старший ее брат Морис свернула свои дела в Северной Африке, но дело шло к независимости, страна стремительно исламизировалась и многие евреи засобирались в Израиль. Семья Мирьям тоже.
Они приехали в пятьдесят четвертом году. После Касабланки Израиль казался заброшенным и провинциальным, никакого блеска и никакой степенности, работы для ее отца не было, братья работали на стройках и в порту, арабский и французский семьи Фалачи были чужими посреди ашдодских песков, а иврит они знали плохо в-основном из Торы и Сидура, а на идиш не говорили совсем.
Отец Мирьям купил приемник и слушал почти только арабские станции, где передавали арабскую музыку, главным образом египетскую. Отец ее очень любил Ум-Культум, тогда знаменитую, в зените славы, подпевал ее голосу по радио и много спорил с соседями-сионистами, которые считали что арабской музыке нет места в в новом Израиле, хотя сильные тогда коммунисты и социалисты много говорили о союзе с арабскими рабочими. Все-таки они были чужими и одинокими, мало чего понимали в "правильном" сионизме. Все очень отличалось от того, к чему они привыкли, на чем выросли сами и на чем пытались растить собственных детей. Такая важная в Марокко для их самоопределения религия и осведомленность в ней были не сильно в почете, всякие "восточные" проявления подавлялись, незаметно, но марроканцы чувствовали себя где-то позади голубоглазых ашкеназов, упорных и более образованных, которые относились к ним как к младшим в семье, принятым, но мнение которых не первостепенно и от которого можно отмахиваться.
И Мирьям второй раз отошла от традиции. Постригла волосы, стала ходить в ярких платьях, поступила не спросясь отца в организацию "Бейтар" и играла за "Бейтар" в волейбол, это ни в какие ворота не лезло, по мнению ее родителей. Не ходила в шабатнее утро в синагогу с родителями, а отсыпалась после танцев накануне, что было вообще немыслимо, танцы в в ночь Субботы.
Сначала они жили в палатке, а потом в вагончике, а потом построили маленький домик на берегу, тогда земля в этих местах ничего не стоила. Можно было ходить по субботам в марокканскую синагогу, Мирьям надоели шум и толкотня танцулек и напряженное ничегонеделание в "Бейтаре" тоже надоело, можно было купаться в море, как в Касабланке, можно было даже возражать и спорить с родителями по поводу новых нарядов, в Касабланке показавшимися бы неприличными для девушки из хорошей семьи. Можно было жить. И они жили. Врастали в землю.
Постепенно как-то все устроилось, начали поблизости селиться приезжие из Марокко, особенно много после получения им независимости, иврит из священных книг стал главным языком в доме, Мирьям пошла работать в мэрию, снова вышла замуж, за парня из марроканцев, конечно соблюдающего традиции, она любила своего мужа, родила семерых детей, включая моего ровесника Ицика, отошедшего от них и умотавшего в Австралию.
Чтоб он был здоров.
- Вот так жили, - продолжает она - хорошо жили, у нас тут дом, Святая Земля. И у тебя все наладится. Мало-помалу, с Б-жьей помощью.
При словах "мало-помалу" я уж хотел вскинуться. Уж другого чего, а этого "мало-помалу" я наслушался до глотки. Но я не стал, в любимом присловьи есть правда.
Для жизни у нас надо много терпения, больше чем во многих других местах. Но тут наш дом, у таких разных людей, как я и Мирьям, и надо терпеть и верить. Куда деваться.
Домой я явился, когда солнце уже перестало так несносно печь и жарить. Сильно опоздав, всего-то покупок у меня было немного овощей и фруктов, а я пробродил несколько часов. Жена отругала меня конечно, но послушав рассказ о знакомстве с Мирьям, утихла, ворча полезла куда-то в кухонные шкафы и достала оттуда завалявшиеся без дела шабатние свечки, которые раздают бесплатно религиозные женщины со словами "шабат шалом", стоя в конце недели у супермаркета. Одаривают ими выходящих с покупками женщин, те берут их и небрежно кладут в тележки, а потом зажигают их в своих домах дла освящения Субботы, или складывают и забывают, как вот мы до сих пор.
Пока не придет время узнать, что мы не первые здесь и до нас было так же. Не придет время почувствоать, что мы дома и присоединиться хотя б своим небольшими двумя огоньками к обычаю своего народа.
Я ее давно не видел, давно уже не хожу на рынок и мало хожу пешком по городу. Но все время о ней вспоминаю, старой женщине в платке как корона, нашедшей свой дом и помогшей мне в дороге к моему.

Полдень, жара со всех сторон, даже снизу от асфальта. Плетусь, высунув язык с рынка. Ряд блочных домов постройки середины шестидесятых. От них тоже пышет жаром. На скамейке возле дома сидит толстая, даже не толстая, а монументальная старуха в платке на голове, словно в короне, и подремывает. Даже во сне не теряя царской гордости осанки. В окне над ее головой оглушительно звонит телефон.
Не раскрывая глаз, а только чуть приоткрыв их и величественно изогнув шею в сторону звука способного напугать до смерти, роняет четко и раздельно:
- Шток! Шток, бен-зона!(Тихо! Ша, сукин сын)
Натуральная, со многими поколениями благородных предков, королева, роняющая презрительное замечание опростоволосившемуся слуге.
Это Мирьям.
Она родилась в Марокко, корнями из Испании, жила во Франции и на Корсике. Воевала в Европе, бывала в Киеве
Она просто чудо. Пока я этого не знаю, но сейчас я с ней познакомлюсь.

Я засмеялся и она открыла глаза пошире, чтоб рассмотреть кто это смеет далее нарушать ее покой.
- Шалом. - говорю я, немного успокоившись
- Шалом. - отвечает она с паузой, и похлопав по скамейке рядом с собой толстой рукой с кольцами на пальцах; - Иди сюда, присядь со мной на минутку.
Иду. Она не просит, не приглашает, приказывает. Ослушаться нельзя.
- Ты из России. Утверждает, не спрашивает. Она вообще спрашивает утверждая, возразить нельзя, можно осторожно поправить, но осторожно. Поправку она примет, со снисхождением, но примет.
- Из России. - спрашивает-утверждает она -
- Дети. У тебя есть дети.
- Да, двое. Мальчику пятнадцать, девочке - шесть.
- Хорошо.- и продолжает с резкого поворота:
- Когда мы сюда, в Ашдод приехали, тут ничего не было. Домов не было, деревьев не было, порта не было, нашей синагоги не было, рынка не было. Песок был досюда. - она проводит черту на земле палкой себе под ноги:
- Досюда был песок. Ты когда приехал, все уже было.
Не поняв, что это был вопрос, я спохватываюсь, когда чувствую что пауза затянулась.
- Да, - говорю я, - все было, слава Б-гу.
- Слава Б-гу. - подтверждает она с заметным кивком
- Ты с бородой. Соблюдаешь заповеди. Или не соблюдаешь.
- Я....это... ну так, кое-что...
- Все мои дети соблюдают заповеди и внуки тоже, - тут она ненадолго задумывается, продолжать ли, вдруг я неправильно пойму такую интимную подробность,
- Кроме Ицика, он в Австралии - она переводит взгляд на меня и на лице у нее написано, что в Австралии неимоверно трудно, почти невозможно соблюдать заповеди, вот и Ицик и ударился в отход от традиции.

--------------------------------------------------------------------------------------------------------


Пока все. Писать есчо?