Одна и та же жизнь. История Альдонсы-Марии Сонгве Ло Мугабе, нашедшей свой путь.

[boruch]

tanyaromanova попросила посмотреть ее рассказ, вот здесь: http://tanyaromanova.livejournal.com/33519.html?mode=reply
я с ним не совсм согласился и прeдложил переписать своими словами, чтоб он могла раздолбать ответно. Она согласилась и я написал то, что ниже. Я хотел это повeсить у нее там, в комментсах, но размер оказался неподходящим, делить посреди ночи у меня не очень получилось и я вешаю это у себя, пусть здесь раздолбает.
Заранее предупреждаю, ежели она потребует снять, я сотру, идея и сюжет не мои, а излагать своими словами, что я сделал, не надо много ума.
Заранее извиняюсь перед Таней, возможно способ подолбаться на окололитературные темы не очень корректный и повторяю, готов стереть по первому ее слову.








Альдонса-Мария Сонгве Ло Мугаби родилась у Торреса Ло Мугаби и его жены Чезарии в неурожайный год. Чезария со старшими детьми копалась на маленьком поле, а Торрес и старший брат Альдонсы ходили нааленькой лодке ловить рыбу в море, вместе с другими мужчинами деревни. Семья считалась небогатой даже в этой забытой богом деревне на берегу залива. Она была третьей дочерью и восьмым ребенком в этой семье. Это я говорю для того, чтоб вы заранее поняли, что у третьей девочки и так не было особенно светлых перспектив в смысле хорошего замужества в будущем, а уж когда у родителeй на руках такая толпа детишек, то и вовсе становится грустно.
До определенного возраста Альдонса-Мария не очень задумывалась о предстоящем в жизни и вместе с другими ребятишками купалась в море, играла в общие игры на пыльных деревенских улицах, собирала в зарослях съедобные корешки, а из выброшенных морем водорослей, выковыривала моллюсков, которых мама потом готовила с маисовой кашей, или с саговой, как повезет. Да неважно, есть хотелось все время, и что бы Чезария не подала на стол, все сметалась моментально.
Не так было в праздники. В праздники готовилось много еды, всякой и самой лучшей, много рыбы, крабов, даже говядина бывала, когда кто-нибудь из деревенских забивал худую пегую или грязно-белую коровенку. К празднику покупали в городе на базаре пиво, выставляли огромный чан перебродившего молока с травами.
Все одевались в новое и лучшее, зажигали костры на площади, между домами, староста Симон Дамабве давал знак музыкантам и начинался пир с танцами до поздней ночи. Из своей хижины на склоне холма, увешанный амулетами и с расписными калебасами на посохе, спускался колдун Кангеба Моро Исана.
Колдун спускалася в деревню либо по праздникам, либо из-за большой беды, вроде засухи, или когда рыба отходила от берега слишком далеко, либо люди сами приходили к нему, приносили дары: яйца, рыбу, шкурки животных, циновки, вяленую тыкву, маис, зерно, молоко, дрова, кто что мог, деревня бедная, просили погадать, полечить корову или козу, послать хорошего жениха дочери, или дать амулет для благополучного разрешения от родов. Приходили не то чтоб тайком, но и не в открытую, поскольку считалось, что деревенские - добрые католики, да и просто не хотели они огорчать доброго Отца Стефанио из миссии, расположенной в тридцати километрах к северу от залива.
Колдун Кангеба Моро был по деревенским понятиям богачом, жил в роскоши, одних шерстяных покупных на базаре одеял у него было целых три и он не мерз в своей хижине, когда зимой ледяной ветер рвал из земли кусты и деревья, с обкатанного как галька склона холма. Не знал колдун и голода. Ибо как раз в засуху и безрыбье приходили чаще всего и приносили больше всего даров.
Подростком, Альдонса стала думать, как она будет жить дальше и когда ж кончится вечный голод. Она сталa посматривать на хижину колдуна все чаще и постепенно пришла к заключению, что наилучшим будущим станет для нее пойти к нему в ученики. Никто не знал в деревне, сколько колдуну лет, никто не помнил, когда он поселился на склоне холма. Самые старые старики говорили, что еще детьми помнят старогo колдуна с лицом изрезанным морщинами и седыми волосами. Как бы то ни было, подумала Aльдонса, ему нужен кто-нибудь, кто станет помогать ему и учиться его секретам.
В день середины весны, когда порции саго на столе становятся совсем маленькими, Альдонса в своем лучшем платье с голубыми и желтыми цветами, намотав на голову наншкину шаль, чтоб выглядеть взрослей, босиком стала подниматься к дому колдуна.
Колдун Кангеба сидел рядом с дверью в хижину и, сложов руки на морщинистом животе, не щурясь смотрел, как она идет.
Она не успела сказать, зачем пришла, а колдун подняв одну руку, отодвинул створку рассохшейся дверки и она увидела, что у одной стены стоят новые нары, покрытые новой циновкой. Потом, много лет спустя, она поняла, что Кангеба ждал ее и приготовился к встрече. У него были готовы для нее и калебас для снадобий, и оверелье из камешков и ракушек, означаюий ее новый статус. Aльдонса увидела нары с циновкой, надела ожерелье с амулетами на шею, привязала калебас к поясу и улыбнулась старику.
А он только покачал головой, как ей показалось, с безнадежностью.
И потянулись дни и месяцы ученичества. Кангеба ничего ей не рассказывал, ничему не учил, во всяком случае, не так как было когда-то в школе миссии. Он бормотал заклинания и жестом приглашал повторить, жестом звал с собой собирать корешки и травы, и кости погибших зверьков, жестом показывал куда положить принесенное деревенскими. Альдонса потела от старaния все запомнить, произнести заклинания как можно более похоже на стариковское бормотание, хотя ничего не понимала, у неe просто нe было времени понимать, что заключено внутри издаваемых Кангебой звуков и зачем она делает с корешкaми и травами то, что он велит сделать. Она просто отрабатывала свой хлеб и место на нарах.
Она даже не была уверена, что колдун вообще говорит на каком-нибудь знакомом ей языке и что он вообще в своем уме. Хотя она заметила, что дождь начинается, когда Кангеба сделает из нужных костей что-то для этого нужное, а рыба возвращается, когда Кангеба найдет нужную травку.
Могущество, вот что на чувствовала, наблюдая за ним и ее грызло нетерпение когда-нибудь получить равное. Пока дело вроде не двигалсоь, но она же старается, верно?
А потом пришел Силезио Мва. Aльдонса знала заранее, потому что за пару дней до его прихода старик, кряхтя начал обтесывать мачете жерди, раньше валяющиеся без дела у западной стены хижины. А обтесав, принялся мастерить еще одни нары и выволок из-под своeй собственной лежанки снежно-белую козью шкуру. А подумав, прибавил к ней и золотую с пятнами шкуру дикой кошки.
Силезио был родом с равнины, никогда ранше не видел моря, горы его тоже страшно удивляли. Он говорил, смешно сокращая слова, не совсем на том языке, на котором говорили в деревне, хотя по-португальски он говорил побыстрей самой Альдонсы и почище. Он не набрасывался на еду, как Aльдонса в самом начале, а чинно соскребал кусочком лепешки кашу с общей тарелки, или рыбу, или овощи.
Он быстрей понимал, что хочет колдун и точней повторял за ним сказанное. Он быстрей находил нужные травки и нужные трупики зверей, у него лучше получались травяные отвары и он всегда помнил, куда и чего он положил.
Альдонса ему завидовала. Сначала тайно, а потом в открытую, колдум явно был больше доволен новым учеником, как-то ткнул ему в грудь пальцем, потом провел у него на лбу черту синей глиной и буркнул: Вадгабе. Альдонса не поняла, что это значит, но Силезио сказал, чтоб она обращалась к нему этим словом и он теперь больше не Силезио.
Стало ясно, что ее затея с ученичеством провалилась и теперь надо будет найти новый способ добывать еду и ночлег. Мужчины, колдун и Вадгабе, ничего не говорили ей, продолжали Заниматься своими делми, но она чувствовала, что толку из нее не выйдет и надо уходить.
В день середины весны, во время самых частых визитов деревенских к колдуну она одела свое цветастое как весна платье, бабушкину шаль набросила на плечи и босиком, как когда-то, начала спускаться с холма, навстречу солнцу. И она не щурилась.
В деревне она обняла мать, повозилась с парой новых ее детей, которые народились за время ее ученичества, поклонилась отцу и двинулась в город, искать новой жизни.
Она нашла работу вышивальщицей на текстильной фабрике и лежанку в бараке для работниц. Со временем записалась в школу рпи фабрике и начала уже забывать свою жизнь у колдуна, лишь однажды попробовала повторить заклинание дождя и где-то вдали послушно, но неуверенно громыхнул раскат грома. Могущество, подумала Альдонса и выбросила эти глупости из головы.
Жизнь менялась, между рабочими ходили какие-то странные разговоры, богатые стали продавать свои дома и было тревожно. Как-то Альдонса пришла на работу и увидела на двери фабрики замок. Женщины плакали и причитали, мужчины бормотали ругательства, Альдонса услышала слово "Революция!" и ей стало тревожно, она пожала плечами и направилась прочь, платить за барак теперь будет нечем и надо убираться.
К ней подошел улыбчивый невысокий парень, она его видела раньше в школе и знала, что его зовут Гедва и предложил пока пожить у его родителей, в комнате с его сестрами. У отца пошивочная мастерская и они пока не бедствуют, а сам он механик и без работы пока не останется. Альдонса помялась, но согласилась, возвращаться в деревню было просто невозможно.
Она понравилась его родителям и подружилась с его сестрами, она учила грамоте младших детей и прибирала дом, за это ее кормили.
Однажды Гедва оредложил ей пойти с ним на вечеринку в клубе молодых марксистов и она пошла. Вечеринка была в точности кaк праздник в деревне, Гедва замечательно танцевал, вился ужом и крутился волчком, выиграл песенное состязание и вместе с музыкантами ловко барабанил в калимбу и играл на гитаре, и Альдонса вспомнила, что она молода, а сестры Гедвы говорили ей, что она красивая и умная, и ей пора бы уже выйти замуж. Они стали вмeсте ходить на собрания, на занятия марксистского кружка и Альдонса впервые увидела портрет рыжеватого человека с бородкой, Какой-то англичанинм подумала она, а может португалец. Имя того человека ничего ей не говорило. Но в нем было могущество, которого она когда-то хотела и Альдонса вeрила в это могущество.
Постепенно все устрoилось, успокоилось, пришло в колею. Она и Гедва сыграли шумную свадьбу, на которой были ее родители и еще родственники из деревни, Альдонса стала бригадиром вышивальщиц на своей прежней, теперь государственой фабрике, у нее родились дети. Меньше, чем у ее матери, все же она была занята на работе и в партячейке, гражданская война то вспыхивала, то затихала, можно было жить. Как-то она была в столице и проходя мимо какого-то постоялого двора подумала, что увидела знакомое лицо. Обернулась, никого знакомого не увидела, но зачем-то мысленно прошептала врезавшееся насмерть в память заклинание. Гром грохнул в отдалении, она мысленно же усмехнулась своему суеверию и обратилась мыслями к насущному.
Вадгабе приехал в город на тележке, запряженной мулом, они с Кангебой стали держать мула, старику было трудно передвигаться ногами, а до города он совсем не мог бы добраться, хотя и раньше бывал там нечасто. Новая власть никак их не касалась, даже несколько потеснила Церковь из умов деревенского люда и два колдуна жили, не беспокоясь о прокорме. Вадгабе приехал в столицу навестить родственников, впервые за много лет и сильно удивился, увидев прошедшую мимо Альдонсу, он был сильный колдун, он услышал ее слабенькое заклинание и послал рядом с ним свое, посильней. Это он вызвал тот гром, а не Альдонса, это он перенял умение деревенского чародея, это он, Силезио, теперь самый сильный колдун в Aнголе, а может и во всей Африке. Это он сделал так, чтоб у Альдонсы был хороший муж и здоровые дети и это он изгнал из нее все мысли о колдовстве.
Честно говоря, он гордился собой. Он радовался своей силе, приносящей счастье и своему могуществу творить нужное.
И почти не расстроился, когда старый колдун Кангеба Моро Исана Нпонго Соу тихо отлетел к своим богам и духам своих предков жарким летним вечером.
В день середины лета, когда склоны холмов становятся синие-синие, как синие цветы на праздничном платье Альдонсы, туман внизу, над морем делается белый, как прозрaчная шаль ее бабушки, а тени делаются глубокими и черными, как глаза деревенских девушек праздничными ночами.


P.s. Ну, у меня вот что выросло. Можешь ответно раздолбать.