Великий русский ученый Павлов в памяти когдатошних школьников осел в-основном словосочетанием "собака Павлова". Такая собачья морда в профиль на картинке в учебнике, с приделанной к морде какой-то хреновиной вроде детской соски, с которой капает слюна. А рядом лампочка Ильича с разбегающимися лучами. Илюстрация к опытам Павлова по привитию животным условных рефлексов, а шире рассуждая - навыка связывать разные явления.
Наша общественная стоянка невелика, машин на десять, если машины стоят носом или кормой к тротуару, но поскольку паркуются с этой стороны дома в среднем машин семь, места всем заинтересованным обычно хватает и споров кто где стоял, попыток поквартирной разметки и прочих ужасов еврейского общежития я не припомню.
Но так было, пока не завелся какой-то пришлый Ицик, а может Шлёма, который приезжая время от времени неизвестно к кому и неизвестно зачем, лихо парковался наискосок и боком, занимая примерно три или четыре стояночных места. И это уже вызывало нездоровый напряг в организмах людей. Несколько раз совпадало так, что именно я, подъезжая к дому ввечеру, вдруг обнаруживал, что придется лепиться к забору виллы по соседству. Неприятность небольшая, но какова соппсно, когда места-то полно?
Пару раз я писал ему записки в духе "уважаемый, ставь машину по-людски, а то ты уже заебал" и совал их под дворник. Читались они или нет, про то мне неведомо, а может тот хлопец вообще был неграмотный, но время от времени его всякое повидавшая Мицубиши вновь возникала во всей своей заржавленной красе. Наискосок и боком.
Терпение лопнуло, когда мы откуда-то возвращались поздно вечером, Лейка заснула дорогой и я думая щас ее тихонечко взять на ручки и тихонечко отнести до койки, очень удачно встретился с этим ведром с болтами. Ситуация усугубилась тем, что и к забору ближней виллы было не прижаться, там похоже были гости и их машины стояли очень плотно. Машину я поставил на соседней улице, Лейка и в младенчестве не отличалась воздушностью сложения и невесомостью, тащить ее пришлось далеко...Короче я малость расстроился и вспылил. А парень я, как уже говорилось, ух злопамятный.
Вот тут я вспомнил про опыты великого русского физиолога с собаками и принес с работы пачку наклеек размером 25 на 25 сантиметров с надписью "кашер ле-Песах". Предупреждая вопросы, такие наклейки лепят на складах при получении товара, на поддоны, скажем, с мороженой треской, или там с курями, чтоб не попутать, какая годится в праздник к продаже, а какая нет. Ну, нехай им тем наклейкам, оно вам надо, зачем эти налейки, просто есть такие налейки, большую часть года бесполезные, а тут вдруг неожиданно занадобившиеся для постановки опыта.
Я их заботливо сложил в багажник, чтоб были наготове и испытал злую радость, когда как-то приехамши застал это творение японского автопрома в излюбленной позе.
Аккуратно, без пузырей, как когда-то обои в съемной халупе на окраине, недрогнувшей рукой я налепил пронзительно-желтую наклейку на стекло более-менее посередине. Кашер ле-Песах бля!
Поставил свою лайбу и утопал, не сидеть же мне в засаде.
Трюк не прошел незамеченным. Мастер экстремальной парковки, судя по следам, изрядно потрудился своими ногтями, когда вздумал отправиться восвояси. Во мне все пело, наконец-то, наконец-то мудак поймет, как он был неправ!
Хрен там. Неправ оказался я, думая, что вылечил мудака раз и навсегда. В следующий раз его машина была там же. Я наклеил еще одну наклеечку. И в следующий раз. И еще раз. И потом еще. Постепенно я увеличил дозу до двух, а потом до трех штук. Надо заметить, счищал он их со стекла все ловчей, так что нельзя сказать, что он совсем прям ничему не научился. Но настоящее потрясение я испытал при личной встрече.
Выхожу это я к стоянке, проехаться за какой-то необходимостью и наблюдаю скрюченного на капоте в дикой позе эмбриона юношу лет двадцати с копейками, жутко ругающегося и орудующего специальным скребком для очистки стекол. Знаете такой, куда вставляется половинка бритвенного лезвия, или специальный нож, шкалей двадцать стоит в хозяйственной лавке. Чего-то приговаривая про каззлов и пидарасов, от делать им нехер портящих людям совсем новые машины, а также не с добром поминая мам и пап тех каззлов и пидарасов, он довольно ровной стружкой снимал мою наклеечку со стекла машины, привычно расположенной наскосок и боком к тротуару. Выходило у него прям загляденье.
И тут я задумался. Каким же все-таки надо было быть гением, чтоб у обычной собаки выработать не просто условный рефлекс, а НУЖНЫЙ условный рефлекс. И каким же мудаком надо быть, чтоб не связать в голове эти чертовы наклейки с собственной привычкой вольготно располагаться одному на площади предназначенной четверым. Да отчего ж мудаком, если задуматься уж совсем глубоко и отстраненно? Насколько независимым от чужого мнения о собственном удобстве (или, если хотите, распиздяйстве) надо быть? Насколько свободным, в конце-то концов!
И я устыдился своей попытки быть равным давно покойному профессору. Все ж люди немного по-другому устроены, чем собаки. И связь явлений в их головах может иметь причудливый характер. А может вообще не иметь связи.
- Слышь, брат, - сказал я ему приблизившись: - ты своей машиной всю парковку занимаешь, а мы ж тут живем.
Не знаю, понял ли он меня и ЧТО именно он понял, если понял, факт, что после этого я его и его машины больше не видел. Может кончились его дела в наших окрестностях, может просто парковаться стал еще где-то. А может, он к девушке ездил и их любовь кончилась.
Я, надеюсь, что не из-за меня.
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
